ALEA MUSICA - События

Назад

Главная страница

raspor.gif (49 bytes) 


Музыка как изобразительное искусство.


Третий международный фестиваль старинной музыки завершился концертами голландского клавесиниста и органиста Густава Леонхарда в Малом зале Филармонии и английского контратенора Майкла Чанса в Капелле.

Сколь отрадна возможность лицезреть живую легенду, а также возможность услышать ее игру, если имя легенды – Густав Леонхард… Как много в этом имени заключено дорогого и близкого всякому, кто живо соприкоснулся с коллизиями музыкальной эпопеи второй половины уходящего столетия. Когда прославленный мастер выходит на сцену, слушатели оказываются лицом к лицу с полувековой историей клавирного аутентичного исполнительства, со всеми ее перипетиями и преданиями. Тонкая грань между слуховым и зрительным, их прихотливое слияние необычайно трепетно переживаются при каждом явлении Леонхарда перед публикой.
Идолы послевоенного аутентизма – строгая трактовка старинных текстов, строгое, чуждающееся произвола обращение с инструментом, будь то молоточковый рояль или клавесин, и в культе их Леонхард едва ли не верховный жрец. Его облик – как жреческий костюм, способный с исчерпывающей полнотой рассказать о сакральной роли клавесинного авгура. Леонхард не похож на коллег по аутентичному движению – те, как правило, держатся, что называется, раскованно, их манеры либо просты, либо суетливо-артистичны. Духовный авторитет культа – Г.Леонхард – совсем не таков: сдержан и подтянут, суховато-торжествен, умеет носить фрак, в этом отношении не зная равных среди ныне здравствующих музыкантов. С публикой несколько суров, прозрачная стена между ним и залом едва ли не поблескивает в лучах люстр.
Казалось бы, в нем много общего с некоторыми великими пианистами прежней школы. Но на деле он совершенно иной: разница во внешности и манере держаться Леонхарда и, скажем, Владимира Нильсена ровно та же, что отличает каноника от рыцаря. Голландский облик не несет следов вдохновения, этой светской "кровной" доблести мастеров старого закала. Леонхард верховный умелец в ремесле, глава некой музыкальной консорции не по рождению, а по знаниям и навыкам.
Знаменитый клавесинист создал имидж, представляющий интерес не меньший, чем его игра: настолько отточен, настолько красноречив и значим в этом имидже каждый штрих, точно указывающий, как Леонхард мыслит свое место в искусстве.
Как и Леонхард, Майкл Чанс, известнейший из всех современных контратеноров, - личность вполне легендарная, но легендарность эта совершенно иного рода. Он прежде всего – обладатель редкого голоса, подвигнутый к историческому исполнительству физическим дарованием. Глядя на Чанса, чувствуешь, что его фигура – оболочка, вместилище голоса, во всем приспособленная к своему содержимому.
Какой-то трогательный мешковатый костюм придает этой весьма крупной фигуре неустойчивость очертаний, кажется, что певец то увеличивается, то уменьшается в размерах. Такое чувство идет от пластичных жестов Чанса, сопровождающих вокал наподобие суетливой и услужливой свиты. Звук увеличивается, наполняя зал, и вместе с ним Чанс, расширяясь без границ, превращается в дрожащее облако. Звук становится мал и тих, доносится как бы издалека – и Чанса почти что не разглядеть, словно он исчез в перспективе перевернутого бинокля.
Певец ни секунды не остается неподвижен, каждая мелодическая фраза – пируэт, каждый звук или селизм – шагЮ жест, взгляд. И, однако же, эта манера нисколько не раздражает, не отвлекает от музыки – напротив, даже кажется занятной и по-своему изысканной. Чанс из тех редких певцов, которые владеют звуковым пространством. Он способен создавать иллюзию расширения и сжатия зала, близости и удаления реально неподвижного голоса в пределах огромного воображаемого расстояния. Поэтому и его телесное движение обнаруживает чуткость к пространству, зримо воплощает пляску голоса – не столько в воздухе, сколько в ментальном объеме музыкального текста.
Ведь композитор-титан – как Вивальди, чья музыка прозвучала в концерте, - создает не плоскую, а трехмерную партитуру, при чтении ее категории "далеко – близко" значат не меньше категорий громкости. Чанс превосходно чувствует и понимает пульсацию музыкальной ткани, изменения ее объема, свойство ускользать от слуха и врываться подобно вихрю, - и эта дивная способность певца не только слышна, но и доступна взгляду.

Роман Рудица
Санкт-Петербург


(Петербургский час пик: № 45, 15-21 ноября 2000 г.)

 


Воспроизведение любых материалов ММВ возможно только по согласованию с редакцией. Если Вы ставите ссылку на ММВ из Internet или упоминаете наш узел в СМИ (WWW в том числе), пожалуйста, поставьте нас в известность.