Между дефолтом и ремонтом

Оперный сезон Большого театра

   Большой театр закончил свой 223 сезон. Сразу стоит сказать – самый неудачный за последние годы. Тому можно найти немало объяснений. Одно из лежащих на поверхности: август прошлого года резко сократил возможность бесполезных расходов, и далекая от насущных нужд опера вынуждена на себе почувствовать режим экономии.
   Наверное, этим можно было бы объяснить отказ от некоторых проектов. Такого, например, как перенос канадской постановки «Саломеи» и приглашение на премьерные спектакли Любови Казарновской – об этом шел разговор прошлой весной. Но тут нужно вспомнить, что руководство театра и до кризиса страдало некоторой маниловщиной и баюкало себя и других заведомо невыполнимыми мечтами – что в балете, что в опере. Тем более вряд ли связан с отсутствием финансов отказ от постановки оперы «Капитанская дочь», которая фигурировала в списке предполагаемых подарков к пушкинскому юбилею. Так или иначе, но столь радикального события, как постановка написанной нашим современником оперы на сцене Большого театра, вновь не произошло. Наоборот, обе состоявшиеся оперные премьеры – «Опричник» и «Моцарт и Сальери» – из века девятнадцатого.
   Обе постановки оказались удивительно похожи в главном – в отсутствии хоть какого-нибудь согласованного усилия создателей спектакля. Словно бы они познакомились друг с другом только после премьеры, а до этого работали каждый по собственному разумению. Музыкальный руководитель «Опричника» Марк Эрмлер прокламировал лирическую драму, художник Юрий Устинов апеллировал к традициям иконописи, а режиссер Николай Кузнецов был прежде всего занят размещением действующих лиц среди нагроможденных на первом плане столбов и балок. Думается, что главная беда именно в этом эффекте лебедя, рака и щуки, а не в устаревшей эстетике постановки. Решенный в самом что ни на есть традиционном ключе спектакль тоже может стать событием.
   На возможность более счастливого исхода намекнул один из послепремьерных «Опричников», в котором в партии князя Вязьминского дебютировал молодой еще Александр Киселев. С его появлением возникло хотя бы напряжение противостояния Вязьминский – Басманов (дебют Ирины Оганесовой). Наконец можно было в какой-то мере почувствовать подоплеку сюжетного конфликта. Правда, до цельности и на этом, отдельно взятом участке, было куда как далеко. Андрей Морозов напряжения не поддержал и оказался пассивной жертвой не только по сюжету, но и в музыкальном отношении, голос Павла Кудрявченко словно шатался под непосильной нагрузкой и заставлял теряться в догадках – то ли это временные проблемы певца, то ли все его заметные выступления на сцене Большого остались в прошлом. К сожалению, не удалось услышать в этой партии единственного, пожалуй, на сегодня подлинно драматического тенора театра Виталия Таращенко. Только ему нынче под силу и Морозов, и Герман в «Пиковой даме».
   Печальные догадки и воспоминания вызвал и другой премьерный спектакль – «Моцарт и Сальери». Вышедшие в первом составе Аркадий Мишенькин и Виталий Почапский провалили его напрочь. Оставалось только вспоминать их же пение в концертном исполнении на сцене Большого зала консерватории лет пять тому назад, несравненно более яркое. Теперь же оставалось только недоумевать, почему именно им было отдано предпочтение перед другими претендентами.
   Ничуть не скрасила впечатления и постановка. Она готовилась в пару к появившейся в прошлом сезоне «Франческе да Римини». Практиковавшийся первое время симбиоз одноактной оперы и одноактного балета оказался не слишком успешным, хотя бы потому, что перестановка декораций в антракте обычно занимала час. Так что одна из задач сценографа Сергея Бархина в «Моцарте и Сальери» была очевидной – добиться более функционального сочетания с «Франческой». Судя по тому, что антракт на премьере составил тот же самый час, решения не подвернулось. Но, что еще печальнее, не подвернулось вообще никакого внятного сценического решения.
   От всей постановки «Моцарта и Сальери» остается впечатление необязательности. Режиссер Алексей Масленников только один раз раздвигает рамки унылого иллюстрирования не музыки даже, а текста либретто. В одном лишь эпизоде на заднем плане появится зловещее шествие – словно сверкнет отблеск ярких страстей прекрасной «Франчески». И снова все погрузится в сумрак – унылый сумрак оперной рутины, которая засасывает даже оживающего во «Франческе» дирижера Андрея Чистякова.
   Вместе с тем, даже в рядовом спектакле Большого всегда может найтись место чуду. Такому, какое случилось в мае на «Борисе Годунове». Ночь в саду дворца Сандомирских наполнилась любовной истомой благодаря дирижировавшему спектаклем Марку Эрмлеру и певшим Марину и Самозванца Марине Шутовой и Зурабу Соткилаве. Можно было только поражаться юношеской звонкости голоса прославленного мастера и сожалеть о том, что Шутовой столь редко достаются подходящие ее голосу партии. Она могла бы стать интересной Кармен – свидетельством тому ее концертные выступления. Позволять же ей мучиться с нижним регистром в качестве Ольги в «Евгении Онегине» просто расточительно.
   В том же «Борисе» порадовал всегдашней органичностью существования на сцене ветеран Артур Эйзен в роли Варлаама и на мгновение сверкнул в сцене бреда талант Владимира Маторина – Бориса. Но приходится признать, что проблема басов в театре ныне стоит особенно остро. Снова растворились в тумане рекрутированные было Владимир Огновенко и Аскар Абдразаков, мелькнул и исчез многообещающий Владимир Диц.
   Будем надеяться, что подобная участь не постигнет еще двух молодых басов – Михаила Гужова и Александра Виноградова. Их уже привлек к своим проектам «Геликон» – театр, берущий свое везде, где только находит. Впрочем, границы Большого театра стали в минувшем сезоне как никогда прозрачными. Это несколько лет назад выступление Михаила Агафонова в «Эрнани» Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко было экзотикой. Ныне в том же «Геликоне» можно было услышать одну из лучших меццо Большого Ирину Долженко. Не порывая с опереттой, пел Томского и Амонасро Юрий Веденеев. Успешно совмещал главные роли в Большом и эпизоды в родном театре имени Станиславского Вячеслав Войнаровский, подобный путь повторяет Ахмет Агади, которыйй успел отметиться в обеих идущих в Москве постановках «Богемы». Да и уже упоминавшийся Александр Киселев тоже совсем недавно пел в «Богеме» на Большой Дмитровке.
   Можно, конечно, сетовать на вызывающие такую круговерть кадровые проблемы. С другой стороны, можно только приветствовать окончательную демифологизацию понятия «солист Большого театра». Во время оно для широкой публики эти слова служили атрибутом бесспорного превосходства над другими певцами, простыми смертными. Теперь же за этим титулом спрятаться все труднее. Усердно выдвигаемый в звезды тенор Сергей Гайдей спел в одном концерте с Ольгой Гуряковой, не востребованной Большим театром – и мало у кого остались сомнения в масштабах представших перед нами артистов. Словно постоянно развинченный простудой тенор Гайдея катастрофически проигрывал в соседстве с полнокровным сопрано Гуряковой.
   В Большой театр часто шли и до сих пор идут, даже не особо рассмотрев афишу. Опера или балет, – вот какой вопрос в основном волнует рядового посетителя. А уж вчитываться в состав солистов и вовсе мало кому приходит в голову. Широко известные имена практически ограничены стародавним списком народных артистов еще СССР. Тем отраднее было услышать перед осенними спектаклями «Нормы» вопрос одного из стоящих в очереди в кассу театра: А вы уверены, что будет петь Мещерякова? Иначе ведь на «Норму» не стоит и идти».
   Бесспорно, сегодня Марина Мещерякова – главная звезда Большого. Елизавета в «Дон Карлосе» в Мет и на Зальцбургском фестивале этого года – только малая доля ее зарубежных успехов. При этом Мещерякова так и не порвала с Москвой. Она играла важную роль в самых заметных премьерах последних лет – «Свадьбе Фигаро», «Франческе да Римини» и «Норме». Правда, в нынешнем году ее запланированное выступление во «Франческе» так и не состоялось. Зато вновь стала праздником «Норма». Конечно, можно предъявить к Мещеряковой некоторые претензии, ей удалась далеко не вся партия. Но то и дело сверкавшие искры поданного бельканто давали отраду и вселяли надежду на еще более яркое будущее.
   Более ровно пела Ирина Долженко (Адальджиза), также способная стать одной из ключевых фигур нового Большого театра. И уж совсем неожиданным сюрпризом стал двадцатилетний Александр Виноградов в партии Оровезо. Сейчас для него самое важное – не польститься на возможность быстрых завоеваний и неспеша подойти к более крупным партиям – тем более что Виноградов еще продолжает учебу в консерватории. Огромный зал Большого безжалостен, и примеров быстрого увядания великолепных от природы голосов не счесть.
   В свое время «Норма» появилась на афише по инициативе трио Мещерякова – Долженко – Агафонов. Последний на этот раз был занят (если не ошибаюсь, он так и не появлялся в Москве в нынешнем сезоне). Некоторые опасения насчет вакантной должности Поллиона с блеском развеял Бадри Майсурадзе. К счастью, экскурсы на территорию драматического тенора («Аида») не повредили его голосу. «Норма», «Травиата» и вновь появившаяся концертная «Лючия ди Ламмермур» – по нашим меркам, очень даже неплохая сфера приложения сил для tenore di grazia.
   Но это скорее исключение. На большее способен Сергей Мурзаев, который раскрылся в умелых руках Бориса Покровского как актер. Результатом стали «Золотая Маска» и – отсутствие ролей в новых постановках. Казалось бы, Марина Лапина просто предназначена для «Орлеанской девы». Тем более что превосходная постановка Бориса Покровского была возвращена к жизни перед обменными гастролями с Мариинкой. Но в результате спектакль прошел два раза в Москве и один в Петербурге, и снова исчез с афиши.
   Никак не удается толком использовать меццо сопрано Нины Терентьевой. Превосходным Шакловитым и достаточно успешным Игорем далеко не исчерпаны возможности Юрия Нечаева.
   Этот список нереализованных в стенах Большого возможностей можно было бы продолжать. Но важнее другое – нужно что-то делать для того, чтобы он не рос, а сокращался. Чтобы можно было говорить не о потенциале, а о свершениях этих певцов. И тут одним из возможных вариантов могли бы стать подобные «Норме» полуконцертные постановки – без особых затрат на сценическое оформление. Напомню, что «Норма» по сути была собрана из элементов оформления «Франчески да Римини».
   Может быть, некоторый хаос в театре связан с грядущим ремонтом и переездом на другую сцену. Трудно готовить спектакли для филиала, не имея четкого представления о том, как будет выглядеть его сцена. Тут опыт «Нормы» тоже может прийтись как нельзя кстати. Вместо этого проходят так называемые гала-концерты, которые собираются на скорую руку по любому поводу – будь то начало кампании «Большой/ЮНЕСКО», день рождения Пушкина или закрытие сезона (примеры только последних двух месяцев). Конечно, «гала-концерт» звучит более заманчиво, чем простой концерт артистов театра. Но вряд ли выступление нескольких оказавшихся под рукой действительно неплохих солистов, тянущих на себе весь основной репертуар театра, заслуживает столь гордого наименования.
   Подобный самообман, к сожалению, свойственен Большому сегодня. Между тем грядущий ремонт мог бы стать тем самым понедельником, с которого начинают новую жизнь. Наконец-то будет возможность ориентироваться не на иностранцев, которых, как правило, кроме пресловутых люстры и занавеса мало что волнует.
   Наконец-то у театра возникнет возможность отбросить взявших его в кольцо барышников, которые искусственно отсекают от театра его потенциального зрителя, не полностью глухого к музыке.
   До сих пор только пожары приводили к перестройкам и радикальным переменам внутри театра. Может быть, на этот раз хватит только ремонта?

         Дмитрий Абаулин

Воспроизведение любых материалов ММВ возможно только по согласованию с редакцией. Если Вы ставите ссылку на ММВ из Internet или упоминаете наш узел в СМИ (WWW в том числе), пожалуйста, поставьте нас в известность.