|
Казнить нельзя помиловать
Гастроли Мариинского театра в Москве
Исторический визит оперы
Мариинского театра в столицу не вызывает у
московской публики такого ажиотажа, как недавние
аналогичные гастроли Мариинского балета: к семи
часам вечера у дверей Большого театра остается
лишь печальная горстка спекулянтов, не сумевших
продать свои билеты. Приходится сделать вывод,
что балетные примы Мариинки в короткое время
добились много более громкой московской славы,
чем давно любимый столицей Валерий Гергиев. К
тому же балет был и остается лучшим, нежели опера,
фоном для светской жизни. А возможно, дело и в том,
что политическая элита, недавно задававшая моду
на Мариинский балет, теперь занята более
насущными делами.
Однако отступать Гергиеву и его труппе
некуда, и опера Мариинского театра подвергает
Москву тотальной и непрерывающейся бомбовой
атаке. Если в это же время Большой театр в Питере
порой дает между спектаклями день отдыха, то
Москва не знает пощады. И если в Питере за пультом
меняют друг друга три дирижера Большого, то в
Москве исключена даже сама мысль о том, что
Гергиева можно кем-то заменить. Такой график
давно является важнейшим компонентом
гергиевского имиджа; и, видимо, это важнее, чем
закономерные последствия. За великолепный
уровень, достигнутый труппой в двух
представлениях "Летучего голландца"
Вагнера (см. "Русский Телеграф" за минувший
вторник), наступила неизбежная расплата в виде
пятичасового мытарства над слушателем под
названием "Хованщина". Последовавший на
следующий день гала-концерт длился тоже пять
часов, из них мытарства было часа четыре. И лишь
"Катерина Измайлова" немного вывела
доверчивую Москву из глубокого нокаута.
"Хованщина" как спектакль
ничем не хуже других -- помня о том, как вообще
трудно театру с этой оперой, нужно отдать должное
Леониду Баратову и Федору Федоровскому, сумевшим
в 40-е годы сделать спектакль столь добротный, что
ему оказались нипочем ни годы, ни даже замена
редакции Римского-Корсакова на редакцию
Шостаковича. Набей эту постановку
певцами-звездами, посади хороший оркестр -- и
русская историческая трагедия готова. Однако в
исполнении оказалось не больше порядка, чем в
проклятой русской истории. Лишь проблесками
напоминал самого себя прекрасный Мариинский
оркестр, как всегда бывает, когда центральная
власть оказывается не в силах управлять
ситуацией: жирные, расползающиеся басы,
грохочущая медь, неаккуратные вступления. Поняв,
что дирижерская палочка в этот день им не
помогает, певцы стали перебивать инициативу у
маэстро и друг у друга: Владимир Огновенко в роли
Хованского-старшего старался перепеть всё
вокруг (и на следующий день осип), Константин
Плужников (Подъячий) проглотил все слова и
прожевал все ноты, Гегам Григорян (Голицын)
пропал, Юрий Марусин (князь Андрей) словно и вовсе
не появлялся, Сусанна (Лариса Гоголевская)
голосила как ошпаренная, а Михаил Кит (Досифей) и
Лариса Дядькова (Марфа) удирали от оркестра как
могли. Если добавить к этому блеклых персидок
(неужели это тоже Мариинский балет?), то картина
утратит окончательную отраду. Единственным, кто
вел себя так, словно ничего не произошло, был
Шакловитый: Николай Путилин пел так же ярко,
дисциплинированно и точно, как в
"Голландце".
Гала-концерт. В прошлом году, по
приглашению добрых людей, я был на праздновании
70-летия Ростроповича в Баку. Не могу забыть
кавказских пиршеств, тянувшихся благословенными
часами: нехорошо вспоминать в пост, но одни
только мясные блюда шли друг за другом, словно
стремясь исчерпать всю антологию кулинарии за
одно застолье. По подобному же принципу был
организован гала-концерт солистов и хора
Мариинского театра. В первом отделении шли
фрагменты из французских опер, во втором --
пространнейшие сцены из русских ("Китеж",
"Борис", "Садко", "Мазепа", "Князь
Игорь"), а ближе к полуночи началось третье,
итальянское отделение. "Да, концерт был
длинным, -- сказал потом Гергиев на
пресс-конференции, -- но те, кто досидел до конца,
остались вознаграждены". Верно. В ариях и
дуэтах Доницетти, Россини и Верди показали
итальянский шик сопрано Анна Нетребко, меццо
Лариса Дядькова, тенор Гегам Григорян и особенно
баритон Василий Герелло (судя по всему,
готовящаяся премьера "Силы судьбы" имеет
шансы на успех). Дивно солировал кларнет, а
Гергиев выдал в марше и хорах из "Аиды"
истинно театральный блеск. Из русских фрагментов
на достойном уровне прошел лишь "Китеж" (в
первую очередь благодаря лидерам труппы --
Николаю Путилину и Геннадию Беззубенкову), не
считая "Сечи при Керженце", сыгранной
синтезаторным звуком. И для Дядьковой
"Мазепа" оказался много удачнее
"Хованщины". Во всем остальном либо хорошие
певцы имели не больше поддержки от дирижера, чем
накануне в "Хованщине", либо приходилось
подолгу внимать искусству тех, кто почему-то
называется тенорами, -- Юрия Марусина и
Константина Плужникова. А такой халтурной
увертюры к "Кармен", как та, что открывала
гала, я не слышал никогда.
Ростроповича я вспомнил выше не
случайно. В двух работах Гергиев должен был
выдержать с ним на московской сцене неизбежное
сравнение. Никто не считает Ростроповича большим
дирижером, но его премьерная "Хованщина" (с
теми же Дядьковой и Огновенко) была продуктом
любовной и тщательной выделки (другое дело, чем
она стала в Большом театре потом). В "Катерине
Измайловой" Гергиев, безусловно, выиграл --
если не брать в расчет то, что они дирижировали
разными редакциями оперы Шостаковича.
"Катерина Измайлова" началась с
того, что бас Сергей Алексашкин оказался на
сцене, мягко говоря, не в форме и был прямо по ходу
действия спешно заменен на все того же Геннадия
Беззубенкова. Вместе с ним и с Ларисой Шевченко
(певшей крупно и статно, намного превосходя саму
себя в боннской любимовской "Пиковой даме")
спектакль постепенно завоевывал доверие публики
-- несмотря на то, что красавца Сережу опять
изображали теноровые остатки Юрия Марусина.
Выразительные деревянные створы Георгия Цыпина
гремели в антрактах -- но неплохо уже то, что это
мешало слушать, ибо оркестр в этот вечер был
хорош. Второй акт стал подарком -- ни разу еще на
текущих гастролях режиссура так не
соответствовала музыкальной и драматической
форме, как в этой традиционной, но умной
разработке Ирины Молостовой. Итак, казнь пока
отменена, и остается надежда, что
"Парсифаль" и "Огненный ангел"
предстанут перед Москвой в том виде, в каком
составили славу последних лет Мариинской оперы.
© "Русский
Телеграф" 11 апреля 1998 года
|