В отличие от Петербурга, штурмовавшего московского "Ивана Сусанина", Москва не проявила никакого ажиотажа: в субботу и воскресенье в Большом театре, где шла опера о другом, правда, не столь злосчастном путешественнике -- "Летучем голландце" Вагнера -- в зале оставалось немало свободных мест. Да, Москва никогда не была цитаделью вагнеризма в той же степени, что Петербург -- но те, кто игнорировал блестящее начало гастролей Мариинского театра, потеряли много.
    Наша газета уже рецензировала недавнюю премьеру "Голландца" в Петербурге; а только что вышел новый номер ежемесячника "Мариинский театр", полный потрясающих исторических материалов о судьбе "Моряка-скитальца" в России; есть и подборка критических мнений, которые можно изложить по следующим пунктам:
    1. оркестр и Гергиев великолепны;
    2. Николай Путилин в главной роли великолепен тоже, но чересчур расфранчен и стоит как тумба, поскольку режиссер не дал ему действия;
    3. Геннадий Беззубенков в роли моряка Даланда надежен как скала и во всем хорош, хотя и в меру;
    4. Лариса Гоголевская поет Сенту одухотворенно, но с натугой и несколько по-русски;
    5. Леонид Захожаев из специалиста по маленьким ролям психопатологического плана превратился в неплохого лирического тенора;
    6. концептуальное решение режиссера Чхеидзе и художника Цыпина туманно, романтизма в нем нет и в помине, и в Байройте сделано круче;
    7. если режиссерской выдумки на что и хватило, то только не на хор -- так развести массовку мог бы и студент;
    8. пусть корабли не плавают по морю, а ездят по потолку, но это не объясняет, почему голландский корабль образуется путем деления норвежского;
    9. в некоторых действиях постановщиков можно заподозрить мелкое антивагнерианство, а уж вешать Сенту вместо того, чтобы ее топить - форменное безобразие;
    10. сто лет назад машинерия была лучше, и г-н Вальц в Большом театре устраивал так, что "при звуках бури и оркестра фантастическое судно, с красным освещением парусов, быстро выплывает на сцену, делает крутой поворот и пристает к берегу; буря затихает, и экипаж в глубоком молчании убирает паруса";
    11. пусть того хотел и сам Вагнер, но гнать три акта без антрактов жестоко: хочется расправить члены и попить водички.

    Оговорюсь, что выбрал лишь те позиции, с которыми согласен или мирюсь, хотя встречаются и противоположные (вплоть до того, что Чхеидзе "тонко чувствует специфику музыкального театра"). Один пункт можно теперь с чистой совестью отмести: повешение Сенты имело место только на премьерном спектакле, теперь же она воздымает руки ввысь, что логично, раз уж потолок заменяет море, и не портит аппетита. В остальном же московская гастроль подтвердила полное преимущество музыкальной части над постановочной.
    "Голландец" - не первое свидетельства того, что слеп Мариинский театр на режиссеров, доверчив и уповает на счастливую случайность. Темур Чхеидзе, когда-то блестяще поставивший "Игрока" - это холодная ручонка, это Цезарь Кюи современности, умный и трезвый, но не смогший понять, что вдохновенно путешествующий трупак на мертвом, причем исправном корабле - это тема петербургской культуры, теперь безнадежно упущенная. С другой стороны, постановка вовсе неплоха: нельзя не оценить отменный дизайнерский стиль Цыпина, а, главное то, что мизансцены Чхеидзе (какая скука хвалить режиссера за одно это!) не мешают певцам проявлять свое вокальное искусство.
    По сравнению с премьерой, уровень певцов, оркестра и хора стал даже еще выше. Культурным событием могло бы стать уже одно то, как звучал оркестр Мариинки из ямы Большого; женский хор так подтянулся, что обогнал мужской; из претензий к мужскому хору главной осталась даже не та, что он глупо действует или порой поет невпопад, а то, что его не набирается на два экипажа. Путилин и Беззубенков подтвердили все ожидания, а Гоголевская и Захожаев стали петь заметно лучше. Но основная радость ждала тех, кто выслушал оперу дважды.
    Второй состав, чего никогда не бывает, оказался ничем не хуже первого: возможно, Владимир Ванеев излишне упоенно подавал свои вокальные достоинства, но едва ли их оказалось меньше, чем у Путилина. Беззубенкова сменил совсем молодой бас Станислав Швец; то, что самая ходульная партия поручена самому экзальтированному певцу, казалось забавным, но несомненно то, что он рассказывал о корыстолюбивом Даланде какую-то свою историю, а звучал более чем культурно. Немного портил дело бедный влюбленный Эрик - Константин Плужников, цинично-опытный актер с потасканным тембром. Зато Сента!
    Не будет преувеличением сказать, что в воскресенье утром на сцене Большого произошло открытие. Мы услышали молодую певицу с роскошными данными - сильным, страстным тембром, мощными верхами и красивым пиано; мы увидели настоящую романтическую героиню - северную девушку, прекрасную и взволнованную, словно вышедшую из легенд. Еще удивительнее то, что для Млады Худолей это было лишь второе в жизни появление на оперной сцене. Москвичка, выпускница ГИТИСа (!), занимавшаяся вокалом у частных педагогов, она до этого лишь немного выступала с концертными программами, а затем была представлена Гергиеву и дебютировала сразу в партии Саломеи. Не знаю, кто еще имел в своей биографии столь впечатляющее начало: две роли - два выступления, оба на первых сценах России. Стоит ждать столь же ослепительного продолжения; певице по голосу самые тяжелые партии сопранового репертуара; пожелаю ей только одного - рассчитывать силы.