|
Опера как образ жизни
Интервью с пианисткой Леной Гершуни
- Никаких иллюзий на свой счет по приезде в
Израиль я не питала, - рассказывает она.
- Поверьте, я не кокетничаю: я даже записалась на
курсы медицинских секретарш и
туристских агентов.
Но сегодня она говорит о себе:
- В Израиле есть один-единственный стул, на
котором мне удобно сидеть. И я на нем сижу. По
прошествии семи лет я могу сказать это с
уверенностью, - моя собеседница поспешно плюет
через левое плечо.
Лена Гершуни - пианистка Новой израильской
оперы. Она принимает участие в подготовке
практически каждого спектакля; ее имя хорошо
известно в профессиональных кругах. Однако мало
кто из тысяч слушателей, заполняющих зал
Тель-авивского центра сценических искусств,
знает, что за оперными фейерверками стоит и ее
труд - большой труд. Не удручает ли ее роль
"безымянного героя"?
- Нисколько. Тем более, что это компенсируется
другим - интересной работой. Не говоря уже о том,
что есть и парадная сторона - как "домашняя"
пианистка оперы, я играю на всех презентациях и
приемах - я переиграла во всех посольствах.
Лена Гершуни родилась в Ленинграде, но девочкой
вместе с родителями переехала в Свердловск. Там
получила музыкальное образование, там начала
работать в опере.
- Моя мама - преподаватель фортепьяно, так что
вопрос "кем быть" передо мной никогда не
стоял: как водится в хороших еврейских семьях,
родители лучше меня знали, кем я должна стать. А
вот музыкальную специальность я выбирала сама - в
соответствии с
характером. Я не ощущала в себе достаточно
амбиций, чтобы становиться солисткой.
Работа педагога представлялась мне монотонной.
Но роль аккомпаниатора подходит мне
идеально, потому что аккомпаниатор нужен
абсолютно всем: музыкантам-инструменталистам,
певцам, хору, балету. Значит - репертуар
практически безграничен, не соскучишься. И ты
постоянно общаешься с новыми людьми. А человек я
общительный.
Случай не раз играл в ее жизни немалую роль. Еще
студенткой консерватории она - взяв подмышку
трехлетнего сына - отправилась устраиваться на
работу в оперу: театр был недалеко от дома.
- Мне сказали - иди вон в тот кабинет. Я просунула
голову в полуоткрытую дверь, спросила: "Вам
пианистка не нужна?" и услышала в ответ:
"Заходите, заходите". Это было редким
везением - место пианиста в опере освобождается
нечасто.
Так она встретилась с Евгением Колобовым,
который в пору расцвета Свердловской оперы был
главным дирижером театра, а сегодня возглавляет
московский театр "Новая опера".
- Колобов был влюблен в оперу и увлек меня -
противостоять этому волшебству было невозможно.
Дирижер вообще личность магическая; до сих пор не
могу понять, как происходит, что один и тот же
оркестр с разными дирижерами играет по-разному.
Один превращает оркестр в отбивную котлету, а с
другим работать - словно пить шампанское.
В Свердловске она выучила обширный
репертуар - русскую, итальянскую французскую
классику. Правда, в России все оперы исполнялись
на русском языке, и попав в интернациональную
компанию Израильской оперы, она испытала шок, в
сравнении с которым обычное эмигрантское
незнание иврита - сущая чепуха. Это сегодня она
привычно вставляет в русскую речь английские
словечки, а летом отправилась на курс
разговорного языка в Италию.
- Без итальянского нет оперы. И потом, это такой
оптимистичный язык - когда я слышу итальянский, я
начинаю улыбаться.
Но тогда ей было не до улыбок. Точнее, если кто и
улыбнулся, так это случай. А Лена была готова на
эту улыбку ответить.
Она познакомилась с певицей Робин
Вайзель-Капсуто - ей нужен был аккомпаниатор
("Прекрасная израильская семья, они так нас
опекали", - не забывает добавить Лена); та очень
скоро поняла, что имеет дело с профессионалом и
решила свести ее с Сузанной Лемберской,
пианисткой, уроженкой России, которая делит свое
время между оперными театрами Сан-Франциско и
Тель-Авива. Так Лена Гершуни начала работать в
Израильской опере.
- Я не хотела бы, что бы это выглядело как
"семейная история", - подчеркивает она. - До
этого я уже успела пройти прослушивание; правда,
как и остальные сорок претендентов на эту
единственную в Израиле должность, получила
вежливый ответ: "Мы непременно пригласим Вас,
когда возникнет необходимость".
Первой постановкой был "Орфей и Эвридика"
Глюка, затем последовала французская опера -
"Сказки Гоффмана" Оффенбаха.
- Меня спасло только то, что я знаю эту оперу
наизусть, а Дэвид Олден, ставивший "Сказки" в
Тель-Авиве - очень музыкальный режиссер. Он пел
фразы, а я ловила их на лету. Никто мне ничего не
объяснял.
Как известно, удержаться на рабочем месте куда
труднее, чем начать.
- Эта должность - действительно единственная на
весь Израиль. Пока мне ничего не говорят - все в
порядке. А вот если говорят - значит, загорелась
красная лампочка.
Что делает пианист в опере?
- Почти все. Оркестр подключается к репетициям
за неделю до первого спектакля, и вся
подготовительная работа проходит под
фортепьяно. Пианист разучивает с солистами и
хором их партии, участвует в репетициях с
режиссером, порой сидит в одиночестве во мраке
оркестровой ямы и проигрывает весь спектакль,
пока наверху "двигают шкафы", чтобы добиться соответствия между
происходящим на сцене и музыкой. Первый прогон
проходит под рояль - это настоящий спектакль,
только что роль оркестра исполняет фортепьяно,
которое должно петь на все голоса. А когда
начинаются репетиции с оркестром, пианист следит
за огрехами, и потом сообщает дирижеру - тут у
скрипок темпы шатались, там у кларнета были
проблемы, здесь надо певице подсказать
вступление.
Лена рассказывает, что после такой работы
просто слушать музыку, наслаждаться, а не
выискивать недостатки, очень сложно. И если во
время концерта или спектакля она
"отключается", значит, это было настоящее.
Но "отключаться" ей удается нечасто.
- Почему-то принято считать, что работа в театре
- это нечто захватывающе-волнующее-развращающее,
ведущее к распущенности в повседневной жизни.
Ничего подобного, - твердо говорит она. - Ничто так
не дисциплинирует, как работа без расписания.
Опера - гигантский механизм, в котором в любой
момент может произойти сбой, и ты каждую минуту
должен быть наготове.
Экстренные ситуации, в которых ей
доводилось побывать - самого разного толка.
Во время спектакля "Фауста", в сцене в
церкви, когда солист поет в сопровождении органа,
вдруг пропал звук: вероятно, нарушился
электрический контакт.
- Оркестр в этот момент играть не может - для
него просто ничего не написано. Солист не знает,
действительно ли ему нужно петь, или можно идти
домой. Дирижер на всякий случай отбивает такт, а я
сижу в кабинке над сценой и мысленно играю, чтобы
когда неисправность устранят, вступить в том
месте, которое поет певец. Две тысячи человек в
зале не понимают, что происходит. Напряжение
невероятное. Контакт восстановили через сорок
секунд.
Но бывают и забавные случаи - по крайней
мере, так они выглядят из зрительного зала.
В Новой израильской опере накануне
премьеры принято устраивать встречи с
создателями и участниками спектакля. Как
правило, эти субботние утренники проходят мило и
гладко. Но когда в Тель-Авив приехал легендарный
Франко Дзеффирелли и привез "Богему", никто
не ожидал спокойствия. По ехидному замечанию
критика, тель-авивцы с такой же готовностью
падали обморок при виде Дзеффирелли, как и герои
"Ста лет одиночества" - жители городка
Макондо, притрагивавшиеся к ледяному кубу,
впервые привезенному на ярмарку. Но и маэстро вел
себя соответствующим образом.
- Молодой энергии и готовности к эскападам
ему не занимать, - улыбается Лена.
В какой-то момент встречи Дзеффирелли, желая
показать, что в музыке Пуччини заложены
зрительные образы, принялся петь арию Мими.
- Я не могла играть по нотам, потому что маэстро
отчаянно фальшивил, и мне пришлось подыгрывать,
импровизируя на ходу.
Лена Гершуни хорошо известна в музыкальных
кругах, и потому ее деятельность не
ограничивается оперой. Порой ее - конечно, в
"экстренном порядке" - вызывают туда,
где нужна профессиональная помощь. Так было,
когда восходящей звезде - живущему в Штатах
молодому израильскому скрипачу Гилю Шахаму
понадобился аккомпаниатор для выступления в
телепрограмме Дана Шилона:
- Днем у нас было целых двадцать минут на
репетицию, а вечером мы выступали в прямом эфире,
- рассказывает Лена.
Так было, когда дирижер Даниэль Орен -
израильтянин, сделавший головокружительную
карьеру в Италии, устраивал оперный гала-концерт
в тель-авивском парке Яркон.
- Я была тогда "на даче" - на неделю уехала к
друзьям, на территории, никому не оставив своего
телефона. Но оказалось, что певцам не с кем
репетировать. Как меня нашли - не знаю. Наверное,
через ШАБАК - службу безопасности, - усмехается
она.
Порой ее в качестве "скорой помощи"
приглашает Зубин Мета, руководитель
Израильского Филармонического оркестра; они
работают втроем - дирижер, солист и она -
пианистка, хорошо знающая, как звучит оркестр, и
способная на рабочей репетиции его заменить.
Лена, с ее истовым уважением к профессионалам, говорит, что мечтает поработать с
Метой над постановкой оперы, хотя и понимает, что
это - мало осуществимо: Мета слишком занят, и с
Новой израильской оперой не сотрудничает. Еще
одна мечта - кабинетный рояль: дома она до сих пор
играет на пианино, привезенном из России.
Впрочем, это - мечты. Реальность -
постоянная работа с певцами. Те, кто немного
знаком с музыкальным миром, знают, что отношение
к певцам, как бы это сказать - неоднозначное.
Некоторые даже считают вокалистов не слишком
умными людьми и рассказывают про них обидные
анекдоты. Что думает по этому поводу Лена?
- Певцы - самые счастливые люди на свете: у них
есть свой собственный музыкальный инструмент.
Судя по всему, пение - сложнейший физиологический
процесс, дающий человеку невероятное, почти
наркотическое наслаждение, отказаться от
которого почти невозможно. И потому люди поют до
последнего - в каких-то клубах, за гроши. С другой
стороны, их жизнь - полное самоотречение: они
постоянно прислушиваются к своему организму, так
как на состояние их инструмента, от которого
зависит их заработок, влияет абсолютно все - сон,
еда, климат страны, в которой они находятся.
Все это делает певцов несколько странными
существами, и я отношусь к ним с пониманием и
сочувствием.
Певец, посвящающий всех и каждого в своим
планы - картина нормальная. Конечно, он не станет
говорить о себе в автобусе или в магазине, но
аккомпаниатору - "жилетке" и психотерапевту
- он может раскрыть свою вокальную душу.
Но есть певцы другого класса - они выше
этого. С одним из них ей довелось встретиться.
В 1995 году ее пригласили в Мадрид,
аккомпанировать на конкурсе вокалистов, который
проводил Пласидо Доминго.
- Я и мечтать не могла о том, что когда-нибудь
буду играть в его присутствии, а он заходил в
классы, подбадривал конкурсантов. Он - полубог,
его окружает такое биополе, что остаться
равнодушным невозможно. И он ни к кому не
равнодушен, он всех видит, всех слышит.
У Лены много друзей, среди которых преобладают
немузыканты: иначе дружба превращается в
продолжение работы.
- Я не хочу называть имен, -
говорит она, - но в Израиле я встретила безумно
интересного человека, которому многим обязана в
моих успехах. Не говоря уже о том, что благодаря
ему я смогла посмотреть Европу, побывать на
важнейших оперных фестивалях - "Арена ди
Верона", в Брегенце и в Глайнборне, и это очень
много мне дало в профессиональном отношении.
Не знаю, закончился наш роман или нет, в любом
случае это был важный этап в моей жизни.
***
Мы сидим в библиотеке
Новой израильской оперы. Передо мной - красивая,
умная женщина, знающая себе цену и понимающая,
что ничего в жизни не дается даром.
Итак - волшебная сказка, стопроцентный успех.
- Вы изменились за годы жизни в Израиле?
Она опускает голову, задумывается, потом
отвечает - не гордясь достигнутым, но просто
констатируя факт:
- Да. Стала жестче. Ко мне были предъявлены
жесткие требования, и я сама стала
требовательней к другим. Нет, я никогда не стану
осуждать слабого за то, что он слаб - я человек
очень терпимый, и я легко прощаю. Но общение с ним
сведу до минимума, хотя готова помочь. Чтобы
стать сильной, нужно быть рядом с теми, кто
сильнее тебя. В этом мире, чтобы удержаться на
плаву, нужно все время качать бицепсы.
Максим Рейдер
mcreider@bigfoot.com
"Вести", Тель-Авив
|