Натан Перельман

В КЛАССЕ РОЯЛЯ

Короткие рассуждения

Часть 4.

Ах, как трудно в прозаической обстановке класса вызвать дух поэзии! “Уходя, гаси свет”, “Курить воспрещается!”, список классного инвентаря. Снимите это! Вдохновитесь!

“Там на неведомых дорожках
следы невиданных зверей…”

Теперь играйте!

Учить пьесу нужно с помощью рентгена, но не фотоаппарата.

Подзаголовок “характеристические пьесы” сбивает с толку простаков. Они решают, что все, не клейменное им, лишено характера.

Временами мне кажется, что ученики недостаточно благоговеют перед пленительными созданиями гармонии еще и потому, что эти создания наделены какими-то громоздкими и неблагозвучными именами, Исполнители с надеждой обращаются к ученым: “Придумайте названия прозрачные, легкие и изящные, и вы будете вознаграждены”. Ах, эти ужасные терцквартаккорды!

Октавный форшлаг крылат.

Выразительность, внезапность и сила sforzando диктуются требованиями не только связи, но и разрыва с окружающим. Амплитуда sforzando огромна – от вздоха до звукового пугала.

В фортепианных сочинениях партитурного типа очень распространены короткие паузы на различных уровнях нотного стана. Иногда в классе тем только и занимаешься, что выдергиваешь из них педальные занозы.

Наилучших результатов можно добиться, настойчиво требуя от ученика невозможного: вибрато! пиццикато! тутти! валторна! барабан! пойте! квартет! кларнет!.. до тех пор, пока у ученика не возникнут звукокрасочные галлюцинации. Вот тогда дело сделано.

Мазурка Шопена в современном сверхзале – что солонка Челлини на футбольном поле.

Авторы книг об искусстве педализации уподобляются гадалкам, предсказывающим судьбу. Педаль и судьбу не предсказывают – их создают. Нужны педальные упражнения и педальные хрестоматии. Декламации о педали вредны.

Есть какая-то таинственная связь между темпом и длительностями, не позволяющая любому быстрому темпу придать четвертям особенности восьмых, а любому медленному – наделить тридцатьвторые психологией шестнадцатых.

Опять неожиданно для себя обнаружил, что вчера в классе ученику, игравшему 26-ю сонату Бетховена, я сделал лишь одно указание, но долбил его во все время урока. Я приговаривал: “Тенуто” – и ничего больше. И это “тенуто” тащило за собой кучу непроизнесенных, однако выполненных указаний.

Указания учителя должны быть просты, легки и стремительны: “Играйте это легкой рукой…” – и изумленный ученик обнаруживает, что звуковой урод, выходивший только что из-под его тяжелой руки, внезапно – да, да, внезапно! – обернулся чудо-красавцем.

До сих пор не могу взять в толк, чего больше в нашем деле, правил или исключений; чуть только выведу правило, как тотчас натыкаюсь на исключение.

Единство темпов – строгий предрассудок, убежище праведников. Для них бетховенское рондо – карусель, вращающаяся с нудным постоянством. Как им понять этот круг соблазнов, искушений, куда постоянству путь заказан!

А шумановский греховный микромир, что им там делать с их постным ритмом?..

Музыкальность исполнения не измеряется количеством чувств, излитых на один квадратный сантиметр нотного текста.

“Педагог, ставший уже ненужным своим ученикам”, так рьяно нынче канонизируется, что нависла угроза над лицами, упорствующими в намерении быть всегда нужными своим ученикам.

Играйте с учениками в классе двуручные пьесы в четыре руки, лучшего доказательства двуручной недостаточности пианиста не придумать. Уши, познавшие всю сладость четырехручья, отныне взыскуют с каждого исполнителя вдвойне.

Педагог ХХ века, слишком опирающийся на авторитеты XIX века, ничего в наследство XXI веку не оставит.

Над текстами Шумана роятся такие тучи staccato, что если их не разогнать, они искусают его музыку.

Артист должен изучить “науку расставаний” с любимыми авторами – вовремя расстаться и без опоздания вернуться к ним.

В фортепианном море Шопена плавается привольно, в волнах Шумана бывает страшновато, пучины Брамса – для аквалангистов.

Следует предпочесть посредственно выполненные и соразмеренные все элементы фактуры безупречно исполненному одному, пусть даже самому важному элементу, при пренебрежении остальными.

Первое может привести к совершенству, второе – никогда.

Можно обмануть слушателя многозначительностью исполнения сонатных аллегро, мнимой углубленностью адажио, ложным изяществом скерцо. А вот в рондо произойдет осечка, ибо многократно повторенная ложь где-нибудь да будет разоблачена.

Все хорошее, что есть в исполнительской кладовой любого инструмента и во всех сочетаниях инструментов, можно и должно “прироялить”.

Будьте милосердны к беззащитным звукам, относитесь к ним с подчеркнутым вниманием. Они, лишенные ритмических, интонационных и динамических опор, часто проглатываются сильными своими соседями и гибнут. Таковы судьбы начальных нот в пассажах финала так называемой “Лунной” сонаты, хрупких первых звуков мотива Allegretto 17 сонаты. В обоих этих случаях звуки доступны всем ветрам, перед ними на защищенном месте стоит пауза. Отыскивайте обездоленных и помогайте им!

Не омрачайте радость утренней встречи ребенка с роялем “манной гаммой”. Пусть начнет с того, что он любит, а потом… потом и гамма пойдет лучше.

Не злоупотребляю ли я в своих записках словами: радость, наслаждение, любовь? А где же знаменитые муки – “муки творчества”? А их нет, просто кто-то по недосмотру опустил одно слово; следует говорить: “радостные муки творчества”,

Мне кажется, что Шопен стал остро нуждаться в переливании ритма.

Пространство сближения ограничено неизбежностью столкновения, пространство отдалений безгранично.

В искусстве исполнять есть один запрет – неуместность.

Некоторые интермеццо Брамса так исчерпывающи красивы, что не оставляют возможности называть их прекрасными.

Единственное педагогическое соображение способно оправдать прохождение в классе второсортной и бессодержательной пьесы – необходимость выработать у ученика стойкое отвращение к сочинениям подобного рода.

Одно весьма авторитетное лицо утверждало, что космический век способствует убыстрению исполняемой музыки. Я лучшего мнения об этом веке. Вероятнее всего, он убыстряет процесс понимания правильных темпов, и может статься, что они как раз окажутся менее быстрыми и более медленными. Все возможно.

Можно выучить пьесу, не изучив ее, но невозможно изучить пьесу, не выучив ее.

Богатство техники создается страстью к накоплению движений и скупостью в их расходовании.

Сомнения исполнителя по поводу приоритета правой или левой руки в этюдах Шопена разрешаются просто: сыграйте 24 этюда каждой рукой в отдельности, получится сорок восемь законченных сочинений. Это цикл-феномен: он делится и умножается.

Вход в сонату “Hammer-Klavier” охраняется двумя си-бемоль-мажорными великанами.

“Голос из дали” в “Новеллетте” №8 Шумана надо понимать не как территориально-акустическую ремарку, требующую “тихости”, а как просьбу исторгнуть из духовных своих далей “глас души”, которому под стать называться воплем и пристало, конечно, быть громким.

Вкус художника воспитывается от “доброго утра” до “спокойной ночи”… и в классе рояля тоже.

В искусстве хорошо сказанное “нет” убеждает куда сильнее, чем плохо сказанное “да”.

“Стоит древесно, к стене приткнуто, звучит чудесно, быв пальцем ткнуто”, - правильно заметил пиит, признав этим, что и тычок при известных обстоятельствах может обернуться чудом.

Так бывает. На нотном листе выгравировано ликование: фактура шалит, легкомысленное staccato изредка и неохотно уступает место застенчивому legato, размер навеселе! Так глаз воспринимает, например, финал сонаты B-dur Шуберта. Это западня – будьте осторожны.

Жестокое forte, невыразительное piano – плоды звука без последствий (укороченный звук – хлопушка). Надрывное forte, скорбящее piano получивших печальное распространение электрических инструментов – результат звука с чрезмерными последствиями (удлиненный звук – сирена). Соразмерная протяженность фортепианного звука есть его основное достоинство.

Темп адажио, а походка аллегречья.

Сдается, что некоторые исполнители решили заменить силу убеждения силой звукоизвлечения, но, к счастью, слушатель не иерихонская стена: он сопротивляется.

Наступит время, когда на смену граммофонным записям, безупречным до неправдоподобия, придут записи с заранее запланированными грехами – стимулирующие правдоподобие. Но ничто и никогда не заменит сущую правду живых эстрадных содроганий.

Следует быть осторожным в подражании модным авторитетам, ибо они часто создаются из пороков, возведенных в добродетели.

Я слушал однажды и запомнил навсегда, как колоратурная пианистка, отщелкав некую виртуозную пьеску, не переменяя голоса, принялась отщелкивать бетховенский 111-й опус.

Заметили ли вы, что пианисты неуютно себя чувствуют в чисто белых и чисто черных тональностях? В чем причина?

Я обнаружил две: 1) однообразие клавиатурного ландшафта сковывает воображение; 2) отсутствие клавиатурных пересечений неудобно для рук.

Исполнительский подтекст должен быть предельно краток. Он не либретто. Одно лишь верно найденное слово-экстракт способно, растворившись, придать желательный характер исполняемому, например: тревожно, ликуя, печально, торжествуя, застенчиво, гордо и т.д.

Но тайну этих интимнейших слов-сигналов следует бережно хранить.

Не в подчинении воле автора высший долг артиста, а в умении найти, отобрать и организовать те авторские идеи, которые лучшим образом согласуются с устремлениями, особенностями и возможностями исполнителя.

Идеалом была бы способность исполнителя увидеть и воплотить все идеи гения с одинаковым совершенством. Но это требует конгениальности. Найдется ли артист, конгениальный Баху или Бетховену?

Серьезное исполнение несерьезной музыки (а она имеется и у великих композиторов) так же невыносимо, как и несерьезное исполнение серьезной музыки.

Мы так привыкли верить во всемогущество динамики, что забываем часто о суверенных возможностях самого звука. Сам, сам, сам звук своей энергией, своей окраской – своею властью – может и должен творить чудеса даже в выжженной динамической пустыне.

“Буду сказывать вам сказки, песенку спою…” И Метнер сказывает сказки – совсем не сказки. Шуберт обещает музыкальные моменты, экспромты, лендлеры и сонаты, а они – дивные сказки. Прокофьев от имени старой бабушки бормочет сказки, чудо-сказки у него зовутся симфониями, 9-й сонатой, Менуэтом, Андантино. Как хорошо, что Андерсену ничто не мешало называть вещи своими именами, но это их забота. У нас помех нет, ибо мы можем называть все про себя.

Если бы человечество так относилось к меридианам на глобусе, как мы к тактовой черте, передвижение по планете стало бы затруднительным.

В искусстве нельзя быть всеобщим любимцем. Большие художники обладают огромной силой не только притяжения, но и отталкивания.

У знаменитых пианистов сейчас, кажется, в моде минитемпы.

Я улучшал свое исполнение Вариаций Бетховена, ор.34, медленно поднимаясь от восхищения к благоговению.

Кто занимается ПОИСКОМ в искусстве, тот этого слова никогда не произнесет.

Потребность в замираниях, придыханиях и затуханиях, очевидно, необходимых страждущему слушателю, так полно удовлетворяются той частью музыки, которая зовется “легкой”, что “трудная” с чистой совестью может освободить себя от этого бремени.

Сила и слабость исполнения обнаруживаются в piano, в forte легче симулировать.

Не подпускайте, ради бога, чересчур музыкально-мечтательные натуры к пьесам, где есть мелодические ходы на большую или малую секунды вниз! Эти интервалы расслабляют их до такой степени, что они начинают уже просто скулить.

Сонаты-“олеографии” Моцарта с румяными темпами, безмятежно порхающими пальчиками и инфантильно-идиллической дурью – завсегдатаи вступительных экзаменов в консерваторию.

Меня так страшит мысль, что музкибернетики в сговоре с нейрофизиологами начнут вживлять в наши мозги датчики для научного выяснения процесса выучивания пьесы, что согласен добровольно сообщать самонаблюдения и призываю к этому своих коллег.

Смелость композитора-новатора обусловлена неограниченной выносливостью и миролюбием бумаги.

Исполнитель-новатор должен быть осторожен ввиду грозного отсутствия этих свойств у публики.

Есть пьесы, которые родились в счастливой исполнительской рубашке; это значит – можно мало уметь, а получается недурно. Примеры: у духовых оркестров – вальс “На сопках Манчжурии”, у пианистов – до диез минорная прелюдия Рахманинова, у органистов – почти весь репертуар.

В искусстве, где огромен выбор, важно совершенствовать искусство отбора.

Проследить интонационную генеалогию Шопена от праадажио из “Hammer-Klavier” Бетховена легко. Уберечь унаследованную Шопеном бетховенскую интонационную мускулатуру от дряблости труднее.

Короткая лига отличается от длинной только тем, что она короче – и ничем больше. Скрипачам в этом случае приходится чаще менять направление смычка, а пианистам применять соответствующую аппликатуру.

Акценты на первой ноте под лигой и прыгающее staccato на последней следует применять только по требованию автора. Проверьте, пожалуйста, предъявляют ли подобные требования Бетховен в 17-й сонате (1 часть), Шопен в сонате b-moll (1 часть), Моцарт в рондо своих сонат.

Скверные статуэтки и безвкусно сработанные портреты великих композиторов мешают нам преподавать. Перед мысленным взором молодого впечатлительного интерпретатора торчат изображения нечеловечески мрачного Бетховена, ангелоподобных Моцарта и Шопена. Неужели вы думаете, что искаженный зрительный образ не оказывает никакого влияния на слуховой?

Абсолютная синхронность голосов обязательна в полифонии.

Синхронность ритмо-гармонических и интонационных опор в гомофонии достаточна, чтоб избежать расслабленности и вульгарности.

Попытка в последнем случае играть всю ткань синхронно сообщает исполнению выразительность столбняка.

У пианиста интимные отношения со временем. Один на один. Если мгновение прекрасно, он властен его продлить, если оно омрачено – сократить.

Даже французы, которые, кажется, всю свою словесность привлекли для исполнительских ремарок, и те, очевидно, поняли мнимую силу слов, не рискнув пользоваться такими, как “с умом” лил “с остроумием”. Ибо чего нет, того уже никакими словами к жизни не вызовешь.

(продолжение следует)

Данное издание © 1999, Московский Музыкальный Вестник
Комментарии и предложения мы ждем по адресу mmv@cityline.ru .

Воспроизведение любых материалов ММВ возможно только по согласованию с редакцией. Если Вы ставите ссылку на ММВ из Internet или упоминаете наш узел в СМИ (WWW в том числе), пожалуйста, поставьте нас в известность.